Пьер Огюст Ренуар. Эпизоды из жизни: Приключения и злоключения
. Отец проследовал вдоль строят отдающих честь гвардейцев за своим спасителем на балкон, откуда открывался вид на площадь, где толпились зеваки, сбежавшиеся посмотреть на расстрел шпиона. Риго представил отца толпе. «Марсельезу в честь гражданина Ренуара!» — скомандовал он. Я представляю себе смущение моего отца, неловко кланяющегося и неумело отвечающего на приветствия и крики толпы.
Ренуар воспользовался встречей и попросил у своего друга пропуск, чтобы навещать семью, которая укрылась в Лувесьенне, в деревенском доме моего деда. Прежде чем расстаться с отцом, Риго дал ему совет. «Не показывайте этот пропуск, если попадетесь версальцам. Они вас расстреляют на месте!» Другой друг Ренуара, князь Бибеско, пользовался большим влиянием в лагере противника. Он случайно узнал, что отец находится в Лувесьенне, навестил его там и распорядился выдать ему версальский пропуск. Ренуар отыскал дуплистое дерево в заброшенном саду в конце улицы Вожирар, где стояли аванпосты реакционеров и начинались линии коммунаров. Прежде чем перейти границу, он прятал компрометирующий пропуск, заменяя его доброкачественным, а на обратном пути снова производил нужную замену. Обстрел Парижа продолжался. Однако живопись была сильнее осторожности. У Ренуара была начата картина с моделью в Париже и несколько пейзажей в Лувесьенне.
Эпизод с Раулем Риго заставил меня перескочить через войну 1870 года. Поражение нисколько не отразилось на судьбе Ренуара. Он рассказывал мне о войне 1870 года лишь с тем, чтобы лишний раз подчеркнуть преимущества политики «поплавка». Его рассказ звучал отнюдь не победно, а, напротив, был проникнут большой печалью. Воспоминания того времени всякий раз воскрешали в памяти тяжелую утрату, о которой я вам вскоре поведаю.
Хотя отец не проходил военной службы, ему пришлось явиться в рекрутское присутствие во Дворце инвалидов. Там его признали годным для военной службы. Поставленный в известность князь Бибеско настаивал, чтобы отец согласился на зачисление в штаб генерала дю Барайля, адъютантом которого был он сам: «Вы захватите свои краски и будете заниматься живописью. Немки с их белокурыми волосами и румяными щеками послужат для вас прекрасными натурщицами. Разумеется, Берлин не слишком веселый город, но мы, может быть, будем стоять гарнизоном в Мюнхене. Покатаемся по озеру и будем пить хорошее пиво». Мой отец проявил твердость. Необходимость идти драться ему ничуть не улыбалась. «Я очень боялся выстрелов, но не мог себе представить, что кто-нибудь пойдет за меня сражаться, пока я стану заниматься живописью с генералом дю Барайлем. Если бы того, кто пошел за меня, убили, я потерял бы сон на всю жизнь. Я твердо объявил Бибеско, что буду там, где укажет судьба». Базиль принял приглашение Бибеско, его не прельщала идея заниматься живописью, пока другие пойдут в штыковую атаку, но соблазняла перспектива скакать на лихом коне, мчаться под свист пуль, отвозя ответственное донесение, от которого зависит исход сражения.
Сначала течение понесло «поплавок» в кирасирский полк. Однако генеральный штаб как раз решил увеличить кавалерийские части, «чтобы быстрее добраться до Берлина!» Понадобилось объезжать лошадей. В соответствии с неподражаемой логикой армии, моего отца, в жизни не сидевшего верхом на лошади, послали в ремонтный запас в Бордо. Он провел всю войну сначала в этом городе, потом в Тарбе, вдали от пальбы, заставлявшей его вздрагивать.
Прибыв в эскадрон, он честно заявил унтер-офицеру, что не умеет сидеть на лошади, «рискуя, что меня переведут в пехоту, но я хотел быть честным до конца». Унтер-офицер послал его к лейтенанту, тот к капитану. Последний нисколько не удивился. «Какая у вас профессия?» — «Худождник-живописец». — «Еще удачно, что они не послали вас в артиллерию». Это был славный малый, профессиональный кавалерист, обожавший лошадей и огорченный тем, что с ними придется скоро расстаться и отправить на эту «бессмысленную бойню». Дочь капитана увлекалась живописью. «Вы будете давать ей уроки». — «Я мог бы, пожалуй, научиться ездить верхом». — «Верно! Это вы здорово придумали!» Оказалось, что у Ренуара были кавалерийский способности: через несколько месяцев он сделался законченным наездником. Капитан поручал ему самых нервных лошадей. «Ренуар отлично с ними справляется. Вначале он позволяет им делать что угодно, а кончается тем, что они делают все, что он захочет». Молодой кавалерист применял к лошадям тот же снисходительный метод, что и к моделям. «Я был совершенно счастлив. У капитана я был принят как свой человек. Следил, как девочка пишет маслом, и между тем сам делал ее портрет. У нее была превосходная кожа. Я рассказывал ей про своих парижских друзей. Очень скоро она сделалась еще большей революционеркой, чем я. Ей хотелось сжечь картины г-на Винтерхальтера».
Капитана перевели в Тарб и он захватил с собой моего отца, которому все больше и больше нравилась его новая профессия. «Надо увидеть тарбскую лошадь. Мне они нравятся больше всех: в этих крепышах как раз достаточно арабской крови, чтобы придать им благородство…»
Сразу после демобилизации, в самый разгар Коммуны, Ренуар вернулся в Париж. Он стал разыскивать друзей. Почти все покинули столицу. Кто-то сообщил моему отцу о смерти Базиля. Тот был убит, когда все было уже проиграно и разгром был очевиден, и убит не скачущим верхом на коне по полю сражения, в стиле Делакруа, а глупейшим образом, при артиллерийском обстреле в Бон-ла-Роланд, на грязной дороге, которую немцы засыпали снарядами, чтобы увеличить растерянность беглецов. Бибеско, раненый за несколько дней до катастрофы, сумел выбраться: крестьяне спрятали его в овине и выходили.
У Ренуара были многочисленные связи среди революционеров. Мы знаем о его преклонении перед Курбе. Он, однако, отказался от всякой административной должности. Снова «поплавок»! И главным образом твердое убеждение, что дело художника — писать! «Я несколько раз ходил к Курбе. Все мысли его были заняты Вандомской колонной. Счастье человечества зависело от ее падения».
Ренуар не любил задерживаться на этом периоде из-за воспоминаний о Базиле, «таком чистом, подлинном рыцаре, друге моей молодости
