«Купальщики». 1875-1877 гг.
Холст, масло. 54,2х66,5 см.
Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Заказать постер

«Большие купальщицы». 1899-1906 гг.
Холст, масло. 208х249 см.
Филадельфийский музей искусств.
Заказать постер

«…Анри Матисс, посылая в дар парижскому музею Пти-пале маленький этюд «Купальщиков» Сезанна, написал: «Этот холст был моей собственностью на протяжении тридцати семи лет… он поддерживал меня в критические моменты моего творческого пути, я черпал в нем мою веру и стойкость». Сезанн утверждает могущество живописи как области духовного созидания. Художник — не раб натуры, не пленник своих чувств и настроений. Он — свободный и мудрый творец. Сезанн стремится сделать итогом своего творчества большую картину, олицетворяющую единство людей и природы. Занимавшая его многие годы тема «Купальщиков» и «Купальщиц» была попыткой решить эту задачу. Значение темы «Купальщиков» было по-настоящему оценено исследователями лишь во второй половине нашего столетия, когда были созданы новые шедевры и стало ясно значение исканий Сезанна для дальнейшего развития живописи.

Среди множества этюдов и эскизов выделяются три большие работы, относящиеся к последним годам жизни художника. Это «Большие купальщицы» (размер 208х249) из художественного музея в Филадельфии, «Большие купальщицы» (130х195) из Национальной галереи в Лондоне и «Большие купальщицы» (133х207), принадлежащие фонду Барнса в Марионе (США).

Среди источников, питавших тему «Купальщиков» и «Купальщиц», исследователи называют одну из любимых картин Сезанна в Лувре — «Ужин в Эммаусе» Веронезе, прототипами для отдельных фигур служили скульптуры из Лувра. Обнаженные в картинах Сезанна обретают вид неких народившихся в стихии живописного творчества человеческих существ. Их формы огрублены, тяжеловесны, и в этом, так же как в их наготе, ощущается какая-то первобытность и целомудренность первых дней после сотворения мира. Один из крупнейших современных исследователей творчества Сезанна, американец Т.Рефф, писал: «В поздних «Купальщиках» застылые, часто не имеющие лиц фигуры выглядят менее выразительными, чем окружающий их пейзаж… Однако более важно то ощущение, которое создает сама живописная поверхность, — живые мерцающие мазки, тонкий, острый рисунок и прежде всего бесконечно разнообразный цвет, вибрирующий и мужественный в мужских фигурах, нежный и воздушный в последних «Больших купальщицах». Смысл и значение произведения переносятся с подражательных аспектов, характерных для старого искусства, на живописно выразительные, которые типичны для современного искусства. Как большие композиции с фигурами, созданные Матиссом и Пикассо в 1907-1909 годах, которые отчасти были вдохновлены ими, они выразительны, но пересказать их нельзя. В гораздо большей степени, чем его последователи, Сезанн со своими поздними «Купальщицами» стоит на переломе европейского искусства, ностальгически оглядываясь на старую традицию и предсказывая новую».

Если в ранний период, откликаясь на чувства, которые пробуждали в нем Делакруа и Мане, Сезанн создавал произведения, где нагота выступала как воплощение эротики, греха и  искушения, то, будучи зрелым мастером, Сезанн «ностальгически оглядывается» на традицию ренессансных многофигурных композиций. Но уже нет того стройного и прекрасного мира, где могли гармонично группироваться персонажи мастеров Возрождения, легко вписываясь в упорядоченное прямой перспективой пространство. Природа — последнее прибежище человека в его естественности, и, компонуя фигуры у реки, под сенью деревьев, Сезанн использует все зарисовки, которые были в его распоряжении, варьирует разнообразие поз лежащих, сидящих, стоящих, присевших на корточки мужчин и женщин. В «Купальщиках» и «Купальщицах» его увлекает пластика обнаженных фигур, контрапункты и согласования их объемов и движений. Подчиняясь силам притяжения и отталкивания, человеческие тела удлиняются или деформируются, так как вся суть в их компоновке в одно целое, а отнюдь не в анатомической правильности пропорций. В прошлом сцены с изображением обнаженных на фоне природы имели идиллическую трактовку, в них вкладывалась мечта об утраченном земном рае, первозданной гармонии природы и человека. Сезанн переводит идею прекрасного мифа в поле реализации своих наблюдений природы и опыта, извлеченного из классического искусства. Дух его волнуется, ощущая себя проводником созидательных сил, пришедших благодаря многолетнему самоотреченному служению живописи