Винсент Ван Гог. Письма Винсента Ван Гога: 1883-1886 гг. Ван Гог в Голландии
Винсент Ван Гог. Письма Винсента Ван Гога: 1883-1886 гг. Ван Гог в Голландии
Винсент Ван Гог
Письма Винсента Ван Гога:
1883 — 1886 гг.
Ван Гог в Голландии
Винсент Ван Гог: коллекция
Винсент Ван Гог в домашнем электронном музее
(100 электронных альбомов великих художников,
включая импрессионистов)
Постеры картин Винсента Ван Гога
Винсент Ван Гог: литература
Из Гааги, после расхождения со своей подругой Христиной, Ван Гог в сентябре 1883 г. уезжает в глухую голландскую местность Дренте, где остается, однако, только до ноября того же года. Затем снова возвращается к родителям, переселившимся в местечко Нуенен. Письма этого времени — с декабря 1883 по ноябрь 1885 г.
Придирки местного духовенства заставляют его в 1885 г. покинуть Нуенен. Он едет в Антверпен, где занимается изучением рисунка в мастерских местных художников. Письма этого времени — с конца ноября 1885 г. до февраля 1886 г.
Некий господин Керсмакерс (Kerssemakers) опубликовал свои воспоминания о Винсенте Ван Гоге, причем дал описание мастерской художника в Нуенене. Мастерская эта, по его словам, выглядела совершенно по-цыгански. «Удивительно, в каком количестве повсюду стояли и висели картины, рисунки и акварели. Мужские и женские головы с подчеркнуто тупыми, как у кафров, носами, выдающимися скулами и большими ушами; мозолистые, морщинистые руки. Ткачи за станками, пряхи, люди за посадкой картофеля, полольщики, бесчисленные натюрморты, до десяти этюдов маслом с маленькой часовни в Нуенене, которой он был так вдохновлен и которую он писал во все времена года и при всякой погоде… Большая куча олы вокруг печки, ни разу не видавшая щетки и метелки, несколько стульев с истертыми сиденьями; шкаф чуть ли не с тридцатью различными птичьими гнездами, мхом разных сортов и полевыми растениями. Несколько чучел птиц, прялка, ткацкий станок, грелка, старые крестьянские вещи, старые монеты и шляпы, грязные женские чепцы, деревянные башмаки и проч.»
(«Амстердамский еженедельник от 14 и 21 апреля 1912 г.)
Тот же Керсмакерс в своих воспоминаниях рассказывает также о том, как осенью 1885 г. они отправились вместе с Винсентом Ван Гогом в Амстердам, чтобы посмотреть музей (Rijks-museum), и как Винсент в своем волосатом пальто, с вечной меховой шапкой на голове, совершенно спокойно писал на вокзале, в зале ожидания, маленькие виды города; как они осматривали Рембрандта и как нельзя было оторвать Винсента от «Еврейской невесты». В конце концов, он произнес: «Поверите ли, я бы отдал десять лет жизни за право просидеть перед этой картиной четырнадцать дней, питаясь коркой черствого хлеба». Черствый хлеб для Винсента, по словам Керсмакерса, не был чем-то необычным. Винсент не ел другого, «чтобы не избаловаться».
(Там же)
«Он вошел в интимные отношения с одной из посетительниц своей матери, младшей из трех сестер, живших возле дома пастора. Она была много старше его, была и не хороша собой, и не одарена, однако обладала живым характером, полным нежного чувства. Вместе с Винсентом она часто посещала больных на селе, и они много гуляли вместе. Скоро эта дружба обратилась, по крайней мере с ее стороны, в любовь. Кажется, и Винсент (хотя его письма не выдают никакого страстного чувства, он вообще об этом пишет мало) подумывал о браке с ней; сестры же самым яростным образом противились, дело дошло до сцены между ними, что, конечно, не могло влиять благоприятно на состояние духа Винсента.
… Эта девушка, после ссоры с сестрами, находясь в страшном возбуждении, сделала неудачную попытку к самоубийству… Поправившись, она спустя полгода возвратилась в Нуенен, но отношения между ней и Винсентом прекратились навсегда…»
(I. van Gogh-Bonger.
Предисловие к немецкому изданию
«Писем Винсента Ван Гога к брату», Берлин, 1928)
128
Нуенен, декабрь 1883
Дорогой Тео! Ты, наверное, до известной степени удивился, когда я только одним словом известил тебя, что собираюсь отправиться домомй и что теперь пишу тебе уже отсюда…
В течение трех последних недель я был только наполовину в порядке — страдал от различных вещей, происшедших от простуды и от нервности.
И вот по различным причинам я дошел до решения отправиться домой — ночью, на что решился, в общем, с большой неохотой… Дренте превосходно, но выдержать там жизнь зависит от многого, зависит от того, в состоянии ли ты переносить одиночество.
Как бы то ни было, для меня сейчас туманно, что вообще должен я предпринять.
Дорогой мой, мне так тяжко за тебя; все более и более становится для меня делом совести то, что я ложусь так тяжело на твои плечи и, принимая от тебя деньги, которые, возможно, не возместятся, злоупотребляю, может быть, твоей дружбой.
Ты опять пишешь про «Monitew Universel». Не сочтешь ли ты слишком уж меланхолической мою точку зрения, если я тебе объясню, что считаю вероятным, что позднее, через сравнительно малое количество лет, ряд больших художественных предприятий, — например, «Moniteur Universel» и другие издания, имеющие большое распространение, — ослабнут и так же быстро, как возникли, дойдут до упадка.
Все, что является торговлей искусством, развивалось быстро в соприкосновении с самим искусством, однако все это слишком уже превратилось в банкирскую спекуляцию, да и в самом деле является ею — не утверждаю, что целиком, но попросту говорю, что в чрезмерной степени
