Винсент Ван Гог. Письма Винсента Ван Гога: 1889-1890 гг. Ван Гог в Сан-Реми. Овер-сюр-Уаз.
Винсент Ван Гог. Письма Винсента Ван Гога: 1889-1890 гг. Ван Гог в Сан-Реми. Овер-сюр-Уаз.
Винсент Ван Гог
Письма Винсента Ван Гога:
1889 — 1890 гг.
Ван Гог в Сан-Реми.
Овер-сюр-Уаз.
Винсент Ван Гог: коллекция
Винсент Ван Гог в домашнем электронном музее
(100 электронных альбомов великих художников,
включая импрессионистов)
Постеры картин Винсента Ван Гога
Винсент Ван Гог: литература
С 8 мая 1889 г. по 15 мая 1890 г. письма Ван Гога идут из С.-Реми, где он находится в психиатрической больнице, а затем из такой же лечебницы в Овере-на-Уазе (Auvers-sur-Oise) с 21 мая по 27 июля 1890 г.
Умер Винсент Ван Гог 29 июля 1890 г., покончив с собой в припадке умоисступления, его брат Теодор умер 25 января 1891 г.
278
С.-Реми, 9 мая 1889
Дорогой Тео! Очень благодарен за твое письмо. Ты вполне правильно говоришь, что господин Салле во всем держался совершенно исключительно. Я ему невероятно обязан.
Я хотел тебе сказать, что считаю, что хорошо сделал, приехав сюда. Прежде всего потому, что, видя в этом зверинце действительную жизнь помешанных и различных сумасшедших, я теряю прежний смутный страх, боязнь этой вещи и постепенно начинаю смотреть на умопомешательство как на болезнь. Кроме того, и перемена места, как мне кажется, была мне полезна. Местный врач склонен считать то, что со мной случилось, эпилептическим припадком. Но я его об этом не спрашивал.
Получил ли ты ящик с моими картинами? Любопытно знать, пострадали ли они при пересылке или нет.
Я работаю над двумя другими вещами: над фиолетовым ирисом и над кустом бузины, двумя мотивами, найденными здесь в саду.
Сознание долга перед работой снова сказывается, и мне кажется, все способности к работе возвращаются ко мне довольно быстро.
Работа зачастую так захватывает меня, что, кажется, я навсегда останусь оторванным от всего остального и на весь конец моей жизни ни к чему другому больше неспособным.
Постараюсь ответить на письмо моей новой милой сестры, которое меня очень тронуло. Но не знаю, удастся ли мне это.
Жму тебе руку.
Винсент.
279
С.-Реми, 1889
Дорогая моя сестра! Много благодарен за Ваше письмо. Я искал в нем известий о брате, и вижу, что они хорошие. Я вижу, как Вы это отметили, что он любит Париж, и это, как видно, дает Вам удовлетворение, Вам, которая не любит Парижа, а любит прежде всего прочего цветы, — например, мне кажется, глицинии, уже начинающие, вероятно, цвести. Но когда любишь что-нибудь, разве не видишь лучше и правильнее эту вещь, чем когда любви к ней нет?
Для него, как и для меня, Париж — это, некоторым образом, кладбище, где погибли многие прямо или косвенно знакомые нам художники. Конечно, Милле, которого Вы стараетесь полюбить, а с ним множество и других художников, попытался вырваться из Парижа. Но Делакруа трудно было бы себе представить иначе, чем парижанином.
Как бы то ни было, мы не дикари, не мужики, и к тому же мы, может быть, даже обязаны любить эту (так называемую) цивилизацию. Конечно, было бы ханжеством утверждать или думать, со стороны тех, кто живет в Париже, что он скверен.
Кто видит Париж в первый раз, тому действительно кажется, что он сверхъестественно грязный и печальный.
В конце концов, раз Вы не любите Париж, значит, Вы не любите живопись и тех, кто ею прямо или косвенно занимается. Приходится сомневаться, хороша ли она, полезна ли, но — как хотите — есть люди, любящие природу и при этом совершенно больные или сумасшедшие, — таковы живописцы! Затем есть люди, любящие то, что создает рука человека, и доходящие даже до того, что начинают любить картины.
Хотя здесь есть несколько тяжело больных, страх, ужас, который я прежде испытывал перед сумасшествием, уже сильно ослабел. И хотя непрестанно слышатся крики и ужасный вой, вроде как от зверей в зверинце, тем не менее люди здесь хорошо понимают друг друга и один помогает другому, когда тот впадает в кризис. Когда я работаю в саду, они посещают меня, чтобы посмотреть, и, уверяю Вас, они более сдержанны и вежливы и больше оставляют меня в покое, чем, например, добрые граждане Арля. Было бы хорошо, если бы я остался здесь подольше. Нигде не мог бы я так спокойно работать, как здесь или в больнице в Арле. Совсем близко отсюда есть маленькие горы, серые или голубые, — у них подножья полны хлебных нив и совершенно, совершенно зеленых пиний… Еще раз благодарю Вас за то, что Вы мне написали…
280
С.-Реми, 25 мая 1889
Милый Тео!
То, что ты мне говоришь о «Колыбельной», радует меня. Это совершенно верно: народ, оплачивающий лубки и слушающий сентиментально-варварскую шарманку, стоит на правильном пути и, может быть, серьезнее, чем некоторые бульвардье, посещающие салон…
Знай, если ты выставишь картины так, что «Колыбельная» будет висеть в середине, а обе вещи с подсолнечниками справа и слева, то у тебя получится своего рода триптих, рядом оранжевое и желтое, и тогда из-за соседства с желтым цветом они будут действовать много сильнее.
Тогда ты поймешь то, что я тебе пишу, а именно, что моим стремлением было создать декорацию, которая, к примеру, могла бы быть в каюте матросов. Тогда-то широкий формат и обобщенное письмо получат свое оправдание. Рама в середине тогда должна быть красной, а оба подсолнечника надо также обрамить
