Жорж Сёра. Эпизоды из жизни: Школа изящных искусств.
Жорж Сёра. Эпизоды из жизни: Школа изящных искусств.
Жорж Сёра
Эпизоды из жизни:
Школа изящных искусств
Жорж Сёра: коллекция
Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Однако такой молчун порой изменяет своим привычкам, если кто-нибудь со вниманием слушает его рассуждения, если представляется случай поговорить о том единственном, что только и занимает его мысли. Тогда юноша обнаруживает убеждённость, граничащую с нетерпимостью.
Так, например, у Лекьена он находит себе друга, мальчика на год моложе его, Эдмона Аман-Жана, с которым ведёт нескончаемые беседы. У них много общего: оба они серьёзны, оба склонны к углублённым размышлениям, что позволяет им обходиться без лишних слов. Хотя Аман-Жан и родился в Шеври-Коссиньи (департамент Сены и Марны), он по своему происхождению остаётся северянином. Сдержанность его характера, возможно, отчасти объясняется его северными корнями. Но со стороны отца у него в роду были далёкие испанские предки, эта линия восходит к временам Карла V, когда Жаны (вероятно, они были Хуанами) покинули Кастилию; может быть, этим объясняется также его склонность к мистике, несомненно усугублённая учёбой в иезуитском коллеже.
И здесь он тоже в каком-то смысле сближается с Сёра. Однако их устремления не вполне совпадают, и некоторые общие для двух друзей пристрастия могут их обмануть, так как они любят одно и то же, в частности одни и те же произведения и одних и тех же художников, не всегда по одним и тем же причинам. Если и тот, и другой ценят чистоту письма мастеров Проторенессанса, то Аман-Жан, для которого нет никого выше, чем эти художники, прежде всего видит в их искусстве совершенное средство служения духовному идеалу, тогда как Сёра привлекают лишь его пластические достоинства. Живопись, по Аман-Жану, позволяет выразить реальное душевное состояние; для Сёра она не имеет никакой иной цели, кроме самой себя.
Как бы то ни было, они прекрасно ладят друг с другом, вместе посещают Лувр, проявляют одинаковый интерес к некоторым литературным произведениям, в частности к романам братьев Гонкур. К тому же друзья внешне похожи друг на друга, оба они высокого роста. Аман-Жан, однако, лишён правильности и тонкости черт лица своего старшего приятеля; кроме того, вследствие врождённого дефекта шеи его голова всегда наклонена вправо. Вспоминая позднее о своём умершем друге, Аман-Жан скажет о его красоте и сравнит Сёра со «Святым Георгием» Донателло.
Спокойствие Сёра, его размеренные жесты делают ещё более гармоничными пропорции тела и лица, озарённого ласковыми, полными нежности глазами. Его тёмные, с рыжеватым оттенком волосы вьются над высоким и открытым лбом. Сёра похож на тех юношей, которые, кажется, созданы для того, чтобы обольщать женщин. Однако он и не помышляет об этом и едва ли замечает задерживающиеся на нём взгляды.
Ему семнадцать лет, но он уже целиком охвачен своей всепоглощающей страстью. Рассуждения Шарля Блана произвели в нём необратимые изменения, что-то сдвинулось, и со всей ясностью встал вопрос, вне которого ничто, буквально ничто более не имеет для него смысла. Этот вопрос — средоточие, центр его жизни, к которому всё сходится и из которого всё исходит. Мир отступает на второй план; он сведён теперь к этому вопросу, ждущему ответа, а именно: нахождение принципов композиции, столь же чётких, как и математические законы, благодаря которым родилось бы искусство, избавленное от эмпиризма, от анархии чувств, развивающееся в соответствии с неопровержимой логикой.
Едва ему исполнилось шестнадцать (а это произошло несколько месяцев назад), как Сёра начал рисовать, одержимый этой идеей. Он лишён какой бы то ни было творческой импульсивности; всё подчинено его разуму. Если одержимость ставила молодого художника в особое положение, то достаточно необычный ход его размышлений, возможно, способствовал ещё большей обособленности Сёра. Как правило, люди обладают либо аналитическим, либо синтетическим умом. Эти интеллектуальные качества почти несовместимы. Но всё же у некоторых индивидов они вполне уживаются друг с другом. Таков и Сёра. Он обладает весьма редким образом мышления, позволяющим углубляться в изучение любых частностей и в то же время быстро включать их в состав целого. Трудно представить, что такого рода ум, способный классифицировать явления по мере их усвоения, мог бы существовать без наличия исключительной памяти, сочетающейся к тому же — и это вполне понятно — с незаурядным вниманием. Память Сёра не может не поражать. Ничто из прочитанного, выученного или увиденного он никогда не забывает; его зрительные воспоминания настолько точны, что позволяют ему мысленно воссоздать картину, которую он когда-то пристально изучил, вплоть до её мельчайших цветовых оттенков.
Пока же он работает в основном над техникой рисунка, копирует «Ричарда Саутвелла» Гольбейна, этюд руки Пуссена, фрагменты «Апофеоза Гомера» Энгра, делает этюды с обнажённых натурщиков. Чаще всего Сёра прибегает к сугубо линейной форме — сказывается влияние на него классического мэтра Энгра.
Живописи, о которой мечтает Сёра, точной, как наука, никогда не существовало; такая живопись стояла бы вне противоборствующих доктрин, никогда не принимая ту или иную сторону, так как была бы способна охватить реальность во всей её полноте. Даже если бы Сёра и был знаком с творчеством Мане и импрессионистов, он не примкнул бы к их школе, как бы уважительно он ни относился к их поискам. Прежде всего ему следует теперь пополнить довольно скромный объём знаний, полученный у Жюстена Лекьена, узнать обо всём, что известно об искусстве рисунка и живописи